Авиатор: назад в СССР 7 [СИ] - Михаил Дорин

кружку с золотистым узором на стол.

Покачивая бёдрами, она вышла из кабинета, не до конца закрыв за собой дверь. Нет, так дело не пойдёт. И так уже слух слухом погоняет. Подхожу к двери и открываю её, едва не зацепив Зою.

— Всё-всё. Поняла! Уже ухожу, — выставив ладони вперёд сказала Зоя и быстрыми шажочками забежала в соседний кабинет.

Ася выглядела слегка потерянной. Где та уверенность, которой насквозь была пропитана эта девушка? Рядовой отстранилась от документов и картинно положила ногу на ногу. Выражение её лица по-прежнему выражало тревогу.

— О чём будем говорить? — спросила Ася, доставая ириску из пачки с надписью «Кики».

— О нас. Точнее, с чего это ты решила, что есть «мы»? Когда это у нас с тобой образовалась пара? — спросил я, закинув шлем на стойку обслуживания, которая отделяла рабочую зону от остального кабинета.

— Хм, вот она сила испорченного телефона. Не обращай внимания, — ответила Ася, махнув рукой.

— Зачем слухи распускаешь? Почему я должен выслушивать обвинения в том, чего не делал? Ты ничего не попутала, девушка? Тебе кто давал право врать? — не выдержал я и навис над Асей.

Она немного отшатнулась назад, чуть не подавившись ириской.

— Серёжа, ты всё не так понял, — тихо сказала брюнетка.

— Больше всего меня бесит фраза, что я чего-то не понимаю. У нас ничего с тобой не было. И судя по всему, быть, не может, поскольку ты ещё живёшь в своём прошлом, — приблизился я к ней настолько вплотную, что капли дождя с куртки упали ей на форму.

— Прости. Оно… как-то само вырвалось. Ну… приукрасила немного. Помечтала. А разве тебе не хочется быть со мной? — начала мямлить Ася.

Удивляет меня, насколько она сейчас выглядит неуверенно и даже жалко. Может, пытается меня на эмоции пробить? Это у неё получается, только вот не те эмоции я выдаю.

— Дорогая, ты видишь во мне замену своему погибшему мужу. Но я не он, и никогда им не буду. Найди себе другого дозаправщика, чтоб заполнял тебя настроением и яркими впечатлениями.

— И что с этого? Тебе какая разница? Сделали друг другу приятно и разбежались. Мы на войне. Сегодня мы есть, а завтра нет. Ты рассуждаешь об отношениях в долгосрочной перспективе, а я в короткой. И вообще, ты ненормальный Родин!

— Такое ощущение, что я с дверцей от шкафа разговариваю. В общем, я тебя предупредил. Если не прекратишь пускать недостоверные слухи, приду в ваш курятник, выведу за руку перед твоими подружками и заставлю рассказать правду, выставив тебя лгуньей.

На этом разговор я решил закончить. Взял одну ириску, поблагодарил за уделённое время и со шлемом подмышкой, пошёл к выходу из кабинета.

— Козёл, — послышалось мне вслед.

— Алкоголичка, — ответил я и закрыл за собой дверь.

В классе подготовки остался только Валера, что-то усиленно писавший в тетради. Увидев, что я вошёл, он молча посмотрел на меня и вернулся к своим делам, взяв в руки линейку НЛ-10.

— А где все? — спросил я.

— Обедают, — неохотно ответил Гаврюк, что-то записав в тетрадь. — Меня можешь не спрашивать. Просто мне не хочется есть.

— Это я уже понял, — сделал я вид, что поверил Валере. — Чем занимаешься?

— Учу матчасть, так сказать. Командир меня от полётов временно отстранил, — сказал Гаврюк, убрал в сторону «энэлку» и достал верточёт.

И зачем ему нужен этот счётный инструмент? Угол сноса можно и с помощью НЛ-10 посчитать.

— Ветер зачем считаешь? — спросил я.

— Ну… вдруг куда-то далеко вздумаю полететь. А у меня уже и весь маршрут будет рассчитан, — улыбнулся Валера.

— Удивляешь ты меня. За что отстранили тебя? — спросил я, присаживаясь напротив.

Гаврюк задумался, уставившись в свою тетрадь. Затем закрыл её и посмотрел мне в глаза.

— Давай так, Серый. Ты мне доверяешь? — спросил Гаврюк.

— Да.

— А вот командир сказал, что есть подозрения на мой счёт. Мол, я трус, боюсь, летать разучился и так далее, — сказал Валера, хлопнув по столу офицерской линейкой.

Что сейчас можно сказать этому человеку? Держаться и не обращать внимания? Очень сложно, когда все начинают тебя считать трусом. Если уж командир так считает, впору задуматься. Что-то всё равно здесь нечисто.

— А неисправность на борту? Техники же сказали что…

— Всё с самолётом хорошо, — перебил меня Валера. — Инженеры всё проверили. Даже с гражданскими товарищами, которые на «Антее» прилетели, проконсультировались. Командир сказал так сделать, а то ему Гнётов уже сразу напел про мою вину.

— Причём здесь Гнётов? Буянов чего молчал? — возмутился я.

— А Гаврилыч согласен. Все согласны, — махнул рукой Валера, встал со своего места и подошёл к окну. — Ты пока один не веришь в мою трусость.

— Если это не так, значит, это можно доказать, верно?

Валера молчал. И вот здесь я сам начал сомневаться в своих рассуждениях. Может и правда, где-то надломился мой командир звена?

— Ничего я не хочу доказывать. Если мне не верят, то что я вообще здесь делаю? Завтра пойду рапорт напишу, чтобы отправили домой. А там, будь что будет, — сказал Валера и продолжил смотреть в окно.

Печальная ситуация, которую невозможно как-то вырулить. Мендель, по мне так, больше подходит на роль труса. Странное поведение, пререкания с Валерой. А главное — встреча с афганским лётчиком. За одну только встречу можно быть удостоенным права на аудиенцию с контрразведкой в Особом Отделе КГБ.

— Ты уж как-нибудь сам. Не рискуй зря, — похлопал меня по плечу Гаврюк, собрал свои принадлежности в папку и вышел из класса.

Причина его столь быстрого ухода была понятна. К штабу приближалась толпа после обеда. Сейчас наверняка будет разбор полётов, а может и уточнение задачи на завтрашний день.

О Валере никто и слова не сказал. Томин же продолжил рассказывать весь план операции.

— Время «Ч» у нас от момента начала операции плюс 20 минут. У дальней авиации — плюс 30, — рассказывал Валерий Алексеевич план на завтра. — Завтра прибудет заместитель министра обороны маршал Ахромеев и с ним главком ВВС Кутахов.

В классе начался недовольный шёпот. Все уже представили себе масштаб построений, которые будут организованы политотделом армии.

— Чего зашептались? — громко спросил Томин. — Не будет построений, если вы за них переживаете. Всё будет очень скрытно. В этой операции показательных мероприятий не будет. Личное распоряжение Ахромеева.

Теперь в классе все были довольны.

Разбор сегодняшних полётов сделали формально. На мои претензии к состоянию самолёта, который чудом не развалился в воздухе, Гнётов ничего не сказал. Мол, борт облетали и по документам он в строю.

— Вы сами в нём сидели, Григорий Максимович? — спросил я, говоря чуть громче, поскольку за окном начал нарастать гул вертолётов.

— Нет. Это твой самолёт. Вот и следи, чтобы завтра он был готов к полёту. Если ты не полетишь на нём, найдутся те, кто слетает. Тогда и посмотрим, что на это скажет командир, когда в очередной раз будет тебя нахваливать, — ехидно заулыбался Гнётов, сощурившись от солнца, светившего в окно.

Опять он вернулся в состояние козла. Я уже начал думать, что он стал ровным парнем.

— А вам завидно, судя по всему? — спросил я.

— Нет. Просто тебе нужно слегка убавить свой пыл. Ты слишком стал заметной фигурой. Можешь повторить судьбу своего командира звена, который струсил, — издевательским тоном произнёс Гнётов.

Хотелось бы ударить его сейчас между глаз, чтоб слегка осел. Но тогда осадят меня.

Григорий Максимович вышел из класса практически самым крайним. Остались только я и Мендель, который что-то подсчитывал на маленьких счётах.

— Зря ты, Серый, так с ним. Он скоро комэской станет, а ты с ним споришь, — заметил Паша, записав какую-то цифру на листок.

— Ну я не как ты. Подлизываться не умею, — решил я напомнить Менделю, как он стал с Гнётовым частенько перешёптываться.

— Это называется гибкость в общении, — заметил Паша. — Тебе стоило бы поучиться.

— Было бы чему. А ты мне не расскажешь кое о чём? — спросил я и готовился уже задать вопрос про встречу с афганцем.

— И о чём? — поинтересовался Паша, но вопрос задать я не успел.

Дверь в класс снова открылась, и в помещения быстро вернулся весь лётный состав. Будто бы каждый из лётчиков стремился занять место получше. Просочился ещё один человек в песочной форме и кедах «Динамо». Тот самый командир одного из отрядов «Каскада», который не очень любит авиацию. Следом за ним вбежал и Томин, который начал с порога раздавать фотопланшеты и задачи.

— Так, время «Ч» наступило. Вертолёты уже пошли. Дальняя авиация начала подготовку, — сказал